Сорок лет спустя я снова ехал по этой пыльной дороге, ведущей к дому Бати. Он встретил меня на крыльце таким же суровым, как в моем детстве, с неизменной папиросой в углу рта. Его руки, привыкшие к тяжелой работе, крепко сжали мои плечи, и в этом жесте я узнал все то же молчаливое одобрение, которое сопровождало мое взросление.
Батя всегда воспитывал меня по канонам своего времени — строго, без излишних нежностей, но с непоколебимой верой в справедливость. Его методы могли казаться жесткими, но они закалили мой характер и научили меня стоять на своем в этом непростом мире. И сейчас, глядя в его уставшие, но все такие же мудрые глаза, я понимал — его любовь всегда была со мной, просто выражалась она на языке суровых девяностых.